Поэт Иван Бездомный
За двухсотлетнюю историю харьковская психбольница Сабурова дача повидала немало знаменитостей. И это не только известнейшие психиатры, такие как Василий Алексеевич Гиляровский, Тихон Иванович Юдин, Павел Иванович Ковалевский, Николай Васильевич Краинский, но и знаменитые пациенты Сабуровой дачи.
В предыдущей части мы уже рассказывали об известном писателе Всеволоде Михайловиче Гаршине, авторе многочисленных рассказов, стихотворений и сказок, написавшем один из самых знаменитых своих рассказов «Красный цветок» после пребывания на Сабуровой даче. Во второй части мы продолжаем рассказ о талантливых пациентах харьковской психбольницы.
Велимир Хлебников
Весной 1919 года из Москвы в Харьков прибыл экстраординарный, талантливейший поэт Велимир (Виктор Владимирович) Хлебников. Его отъезд из столицы, по мнению его товарища по поэтическому цеху Владимира Маяковского, был крайне нелогичным, так как Харьков, несмотря на то, что он был под советской властью, находился в центре Гражданской войны. В то время на город успешно наступала Добровольческая армия под командованием Антона Деникина.
В Харькове у известного поэта было немало друзей, в числе которых сестры Синяковы (художница Мария Синякова и три ее сестры: Вера, Надежда и Оксана) на даче которых Хлебников провел первые недели в Харькове; редактор журнала «Пути творчества» Григорий Николаевич Петников, который публиковал некоторые работы поэта; а также известный художник-авангардист Василий Дмитриевич Ермилов (именно его рукой была оформлена книга Хлебникова «Ладомир», изданная в Харькове в 1920 году).
В июне 1919 года город был занят деникинской армией и Велимир Хлебников подпадал под призыв в Белую армию. Поэт решительно этого не хотел, поскольку придерживался большевистских взглядов. В 1916 году поэт проходил обследование на предмет психического здоровья. Специалисты засвидетельствовали в нем «чрезвычайную неустойчивость нервной системы» и «состояние психики, которое никоим образом не признается врачами нормальным», что дополняло болезненный вид самого молодого футуриста. Как и во время Первой мировой войны, Хлебников обратился к врачам, чтобы уклонится от призыва на военную службу.
Так Хлебников оказался на Сабуровой даче, где его лечащий врач Владимир Яковлевич Анфимов, выдал поэту заключение о непригодности к военной службе. Стоит отметить, что по тогдашним меркам психиатр пошел на большой риск, выдавая подобное заключение. Владимир Яковлевич все же ставил диагноз поэту не по необходимости, а по личным наблюдениям за своим талантливым пациентом. Анфимов пишет, что у Хлебникова «развертываются нарушения нормы, так называемого шизофренического круга, в виде расщепления — дисгармонии нервно-психических процессов», однако данные нарушения ограничивались всего-лишь врожденным уклонением от «среднего уровня, которое приводило к некоторому внутреннему хаосу, но не лишенному богатого содержания».
Владимир Яковлевич в ходе наблюдения за Велимиром Хлебниковым приступил к экспериментально-психологическому исследованию, которое дало бы возможность выяснить профессору «закономерности творческой фантазии» на примере поэта-футуриста. Со своей стороны Хлебников с полной готовностью откликнулся на предложенный эксперимент Анфимова.
В процессе экспериментальной работы с Хлебниковым Владимир Анфимов предложил ему для изучения способностей фантазии три темы: «охота», «лунный свет» и «карнавал». Ответом на предложения врача стало три достаточно оригинальных произведений: «Сказка о зайце», «Лунный свет» и поэма, которая более известна под названием «Поэт».
Именно к поэме «Поэт» Хлебников оставил автограф со словами: «Посвящаю дорогому Владимиру Яковлевичу, внушившему мне эту вещь прекрасными лучами своего разума, посвященного науке и человечеству».
Помимо этих произведений, за четыре месяца прибывания в Сабуровой даче Велимир Хлебников написал такие произведения, как поэма «Гаршин», стихи «Ангелы» и «Горные чары», некоторые короткие стихотворения. В поэме «Гаршин» Хлебников раскрывает события Гражданской войны, очевидцем которой он был и от которой он укрылся в психиатрической палате. В поэме он передает всю трагедию и напряженность царящей атмосферы войны, подвергает сомнению наличие здравого смысла у большинства представителей рода человеческого. Последние строки поэмы «Гаршин» являются одновременно и вопросом и ответом на безумие, окружающее автора: «Где сумасшедший дом? В стенах или за стенами?».
За время пребывания в лечебнице Виктор Владимирович два раз переболел тифом, после чего значительно ослаб здоровьем. Хлебникова выписали из харьковской лечебницы осенью 1919 года, когда Харьков был занят большевиками. В конце августа 1920 года Велимир Хлебников покинул город. Харьковский период творчества поэта-футуриста по праву считается одним из самых продуктивных в его биографии.
Володимир Сосюра
В 1934 году в Харькове, на тот момент еще столице Украинской Советской Социалистической республики, произошел один курьезный случай с известным украинским советским поэтом. Как-то раз будущий классик украинской литературы выскочил на балкон своей квартиры кооперативного писательского дома «Слово», и на всю улицу стал орать: «Я чорний демон – дух вигнання».
Этим самым «демоном» оказался Владимир Николаевич Сосюра. Украинский поэт во время своего «выступления» на балконе выглядел настолько возбужденным, что соседям пришлось вызывать санитаров, которые и увезли его на Сабурову дачу — главное психиатрическое учреждение Советской Украины. Поэта доставили в лечебницу на автомобиле, специально выделенном народным комиссаром образования УССР Владимиром Затонским.
По прибытию на «дачу» Владимир Николаевич первым делом закатил скандал. Сосюра обложил матерным выражением ассистентку заведующего психиатрическим отделением Веру Яблонскую и предпринял попытку нанести ей удар в горло ребром ладони, но вовремя остановился.
«В ту мить, коли я на півдорозі спинив руку, вона очима дала знак, і на мене моторошним градом кинулися ззаду і з боків санітари… Того, що кинувся на мене спереду, я одкинув ударом ноги між ноги нижче живота, але це йому не дуже зашкодило, бо він був у шкіряному фартуці. Як розп’ятому, руки мені витягли в сторони і зробили укол, я став весь, як холодець, безвольний і покірний, і чомусь в мені воскресло дитяче… я плакав і просився: “Дядя, я больше не буду!”», — писал в своих воспоминаниях о данном инциденте Владимир Сосюра.
Поэт Иван Бездомный
После такого приема поэта приволокли в отделение для буйных и бросили обнаженного на железную кровать. Сосюре было не привыкать к дому скорби, его еще в юности силком запирали в сумасшедшем доме по причине неконтролируемого поведения.
В отделении для буйных, куда притащили «демона»-дебошира, царил полный хаос. Кто-то бегал и кричал, что горит и тонет, кто-то просил закурить и щипал ногтями за части лица обездвиженного уколом поэта. Правда, один из пациентов отделения вселил в Сосюру какое-то воодушевление. Вокруг кровати с новоприбывшим бегал больной в одном исподнем и повторял строки из произведения Сосюры: «Цвіте червона Україна!». «Я подумав, — пишет впоследствии Владимир Сосюра, — що раз мене і божевільні знають, чого ж я буду боятися?»
Врачи уже давно диагностировали у Владимира Сосюры маниакально-депрессивный психоз, а также эротичный психоз. Однако в 1934 году профессор Тихон Иванович Юдин заключил, что украинский поэт психически здоров, но согласно инструкции, его необходимо было продержать на «даче» какое-то время. Решив совершить побег, Владимир Николаевич соблазнил одну санитарку, молодую студентку медицинского института. Девушка поддалась соблазну, так как была большой поклонницей автора знаменитого стихотворения «Любіть Україну», и разрешила прогуляться ему во дворе без надлежащего присмотра.
Сотрудники Сабуровой дачи нашли Сосюру уже дома. Санитар, обнаружившей беглеца на квартире, стал жертвой очередной аффектации поэта. Сосюра схватил чугунную подставку для утюга и стал угрожать санитару расколоть ему голову в случае, если тот двинется еще раз. Сосюра вспоминал в последствии, что они так долго просидели с сотрудником лечебницы друг против друга в полутьме. Будущий классик украинского поэтического слова пообещал продолжить лечение, но с условием, что его будут лечить в Москве, куда его вскоре и направили от греха подальше.
Стоит отметить, что по мнению некоторых биографистов Владимира Сосюры, его история с побегом из психиатрической лечебницы в Харькове послужила прототипом для образа Ивана Бездомного в романе Михаила Афанасиевича Булгакова, с которым украинский поэт хорошо общался будучи в Москве.
Продолжение:
Роман Шемигон
Не забудьте підписатися на 
в Телеграмі 
, щоб мати можливість читати нові пости!
О чём я мечтаю сегодня. К Мадонне Горловки.
О чём я мечтаю сегодня?
Я точно помню, о чём я мечтал вчера. Я вчера хотел мира. Мир это хорошо. Мир — это солнце, это лето, это дети. Мир — это любимая работа. Мир — это прогулки с семьёй.
Но это было до бомбардировки Горловки. Вернее, это было до того, как я увидел мёртвую молодую мать, обнимающую своего мёртвого ребёнка.
Теперь, после этого, у меня есть только одно желание — я хочу видеть чёрные обугленные трупы украинских солдат, «национальной гвардии» и правосеков. Я хочу, чтобы Порошенко оторвало ноги. Я хочу видеть мозги Ирины Фарион. Я мечтаю узреть кишки Турчинова. Я хочу, чтобы сдох Яйценюк. Я хочу видеть срезанную осколком голову Кличко. Повешенный Аваков
— что может быть прекраснее?
Я хочу развалин их резиденций.
Я хочу видеть, как толпа разрывает на части труп Коломойского.
У меня не осталось хороших мечтаний.
Их отняла у меня ваша мерзкая «Единаяукраина». Евросертифицированная, западностандартизированная, в печеньках, с чубами и вышиванками.
Я ничего не хочу больше от «украинских патриотов». Раньше я хотел, чтобы они образумились. Потом я хотел, чтобы они хотя бы испугались.
Теперь мне ничего не нужно от вас, кроме вашей смерти.
…Я не знаю, почему именно сейчас это случилось со мной.
Были трупы и раньше.
И Мариуполе, и в Одессе, и в Луганске.
Было и вот это лицемерное враньё
про «они сами» пополам с подлой радостью. Было и лицемерное поджимание губёшек
«нашей» «Совести Нации». Всё это было уже.
Но я почему-то мог более или менее
хладнокровно рассуждать, говорить о политике, о целях и задачах России, о
каком-то переговорном процессе.
А теперь не могу.
Не думается. Не говорится.
Всё время эту мёртвую женщину вижу и её ребёнка.
Уважаемые единоукраинские патриоты! Уважаемые единоукраинские политики!
Очень вас прошу!
Не надо бояться. Не надо думать.
Не надо ужасаться делам рук своих.
Не надо мне от вас ничего.
Пожалуйста, умрите. Прошу вас.
Умоляю.
Сдохните самой страшной и позорной смертью. Мучайтесь перед смертью. Корчитесь в агонии. Пустите по ногам струю мочи и опустошите кишечник. Захлёбывайтесь собственной кровью, мочой и калом.
Мне ничего от вас больше не надо.
Просто умрите, твари.
Роман Носик
Господи, спаси и сохрани мирных жителей и ополченцев!
Господи, открой всем глаза!
Господи останови войну!