Иногда, чтобы войти в историю мировой медицины, достаточно случая. Например, британский микробиолог Александр Флеминг халатно относился к очистке лабораторного оборудования, из-за чего в одной из колб образовалась грибковая плесень, и так внезапно был открыт пенициллин.
Дантист Гораций Уэллс посетил спектакль, на котором одному из зрителей дали «веселящий газ», после чего неуклюжий «подопытный» упал, сломав ногу, но не почувствовал боли. «Зубной доктор» обратил на это внимание и дал миру анестезию при лечении зубов.
Некий, безымянный пока, «герой» решил побаловать себя изысканным блюдом родной китайской кухни и слопал летучую мышь – теперь мы, люди, живущие в XXI веке, знакомы со словом «пандемия» не понаслышке. Хотя последний человек из перечня – пример не того, как «войти» в историю медицины, а как в нее «вляпаться».
Но случайность – вещь относительная. Только прекрасная теоретическая и практическая подготовка упомянутых врачей позволила им заметить важное и сделать из него выводы. Для «китайского» же случая много ума не понадобилось.
Примером же истинного симбиоза случайности и блестящей подготовки стало открытие харьковского доктора Павла Николаевича Лащенкова, сделанное им в 1899 году. В деле о массовом отравлении горожан молодой врач показал себя не только талантливым учёным, а и настоящим детективом, способным составить конкуренцию Шерлоку Холмсу и Эркюлю Пуаро вместе взятым.
Праздник Веры, Надежды, Любови и Софии в дореволюционной России отмечался 17-го сентября по старому стилю (современное 29-е число). Этот день можно соотнести с современным Восьмым марта. В этот дореволюционный женский праздник прекрасную половину человечества баловали вниманием, цветами и сладостями.
Харьков того времени окутывался праздничной атмосферой, а кондитерские мастерские города получали множество заказов. Ежегодно знаменательный день отмечался без происшествий. Вплоть до 1899 года.
Сам праздник прошёл без эксцессов. Дамы получили свою порцию поздравлений в семейной или рабочей обстановке, после чего день склонился к закату и ночь вступила в свои права. Но в этот раз тёмное время суток не принесло спокойствия и безмятежности, а стало настоящим кошмаром для харьковских медиков.
Первыми «ласточками» случившегося несчастья стали 29 воспитанниц Института благородных девиц. Прибывшие в больницу девушки мучились болями в животе, диареей и рвотой.
Казалось бы, отравления – обычное дело для медицины того времени. Однако вскоре масштабы проблемы превысили привычную статистику. Новые больные повалили валом, и к утру от болей в животе страдали около 200 человек со всего города. Все поступившие были из элитных классов общества. Симптомы были одинаковыми у всех – рвота, диарея, сильные боли в животе.
Харьковские врачи перешли на авральное положение – все, кто имел медицинский диплом, вызывались из дому и сразу подключались к работе с больными. Ценой максимального напряжения сил, доктора одержали победу над неизвестной болезнью – все пациенты выжили. Уже к началу октября все пострадавшие были выписаны.
Осталась одна загадка – что стало причиной массовой заболеваемости?
Расследование взяла на себя канцелярия Института благородных девиц, ставшего изначальным очагом несчастья. Первые этапы следствия выявили интересные факты: все пострадавшие купили ореховые торты в кондитерской француза Пока – элитном предприятии Харькова. Возникло подозрение в массовом отравлении сладостей мышьяком, что сулило заграничному кондитеру тюремный срок или каторгу. Чтобы найти доказательства использования яда или опровергнуть появившееся подозрение, к следствию привлекли Городскую санитарную службу.
И здесь впервые свою роль сыграл случай – главой учреждения на тот момент был Павел Лащенков, не так давно вернувшийся из-за границы. Именно к нему 2 октября 1899 года в качестве улики попали остатки засохшего торта, после чего расследование пошло по совершенно неожиданному пути.
Читайте также: «Хруст французской булки»: крушение императорского поезда под Харьковом в 1888 году
Павел Николаевич начал расследование, будучи перспективным 35-летним врачом-гигиенистом. Молодой учёный являлся уроженцем города, выходцем из семьи протоирея Харьковской епархии.
Лащенков закончил третью мужскую гимназию, после чего поступил на медицинский факультет Харьковского университета. Окончив альма-матер в 1888 году, стал уездным врачом. После этого бывший студент остался работать в родном университете, не переставая совершенствоваться в профессии. Сначала Павел Николаевич получил звание доцента, после – докторскую степень; защитил диссертацию в Военно-медицинской академии.
Помимо «кабинетной» работы и продвижения по карьерной лестнице, Лащенков занимался активной практикой «в поле». Павел Николаевич участвовал в обуздании эпидемии холеры 1892 года в Самарской области, заведовал врачебно-санитарными продовольственными пунктами для переселенцев Томской губернии в 1893-м, часто отправлялся в командировки по стране.
Лащенков читал лекции о гигиенистике в Харькове для местного общества Красного креста, повышал квалификацию в Институте экспериментальной медицины Санкт-Петербурга, в рамках подготовки к получению профессорского статуса ездил за границу на стажировки. Во время одной из них показал себя врачом, готовым идти на риск ради раскрытия истины.
Дело было в Бреслау, на стажировке у знаменитого гигиениста Карла Флюгге. Тогда ради доказательства своей теории распространения инфекций воздушно-капельным путём, Павел Николаевич провёл опасный опыт прямо на себе, прополоскав рот с раствором бацилл «палочки чудесной крови». Дальнейший разговор или насвистывание распространяли микробы хвори по помещению, что стало практическим доводом для врачей об опасности заражения здоровых людей больными даже без непосредственного контакта.
Все перипетии учёбы и карьеры Лащенкова говорили об одном – молодой врач обладал смелостью, здоровым для своей профессии любопытством и громадным объёмом знаний. Лучшей кандидатуры для разгадки тайны массового отравления найти было попросту невозможно.
Начало расследования поставило Лащенкова на позицию догоняющего – в его распоряжении был лишь кусок засохшего торта, истории болезни и отрывочные свидетельства потерпевших. Ни результатов анализов, ни образцов мочи и кала у врача не оказалось – их просто не брали. Новые делать было бессмысленно, ведь все заболевшие выздоровели. Несмотря на слабое стартовое положение, Павел Николаевич с энтузиазмом принялся за дело.
Для начала нужно было разобраться с двумя зацепками.
Первая – симптомы. В отравление мышьяком доктор не верил, что подтвердили исследования Харьковской химической лаборатории. Однако врач понял, что имеет дело с распространённой в то время медицинской загадкой.
Человеческий организм без негативных последствий мог пережить поедание протухшего мяса, сгнивших овощей, других «подгулявших» продуктов, но только не сладостей. Принятие в пищу, казалось, свежих кондитерских изделий уже приводило к тяжким, похожим на харьковский случай, последствиям. И никто не мог понять в чём дело. Именно на разгадку этого феномена сделал ставку пытливый гигиенист.
Вторая зацепка – кондитерская Пока, в которой заказывали фирменные торты все отравившиеся. Именно французская пекарня стала отправной точкой следствия.
Полумёртвый от осознания ужасной перспективы каторги кондитер согласился сотрудничать с доктором по любым вопросам. Но выказанный Лащенковым интерес к рецепту крема фирменных тортов наткнулся на яростное сопротивление Пока. Француз отбивался как мог. Казалось, даже угроза четвертования не смогла бы повлиять на позицию повара, ведь секретная формула была величайшей тайной кондитера и одновременно фундаментом популярности его продукции.
«Расколоть» пекаря помогла кристально честная репутация Лащенкова. Доктор призвал Пока раскрыть тайну фирменного крема под личные гарантии неразглашения. На это француз согласился.
Лащенков сдержал слово и главной тайны рецепта, состоявшей в особых пропорциях ингредиентов, так никогда и не раскрыл. В общих же чертах крем французских тортов оригинальностью не отличался – молоко, яйца, мука, сахар, пряности смешивались вместе и нагревались определённое время. Но не кипятились.
Лащенков моментально понял, что фактор отсутствия кипячения является решающим в раскрытии истины. Без термической обработки бактерии в креме выживали, в отличие от пропечённых коржей. Более того, оказалось, что смесь сначала охлаждалась, а потом туда добавляли грецкие орехи. Об их температурной обработке никакой речи также не шло. Стало ясно, как возбудитель болезни попал в организм потерпевших. Предстояло узнать какой именно возбудитель.
Продолжая расспрашивать работников кондитерской, врач обратил внимание на их жалобы о небывалой жаре, царившей в помещениях во время приготовления «отравленных» тортов. Конец сентября того года выдался по-летнему тёплым (28, 29-е числа – 22 градуса, 30-е – вплоть до 25-ти), отчего в пекарнях градусники показывали 37 по Цельсию. Работники вспоминали, что от вышедших на свежий воздух людей буквально валил пар.
Получив в кондитерской важные сведения, Павел Николаевич поспешил в лабораторию. Там он взял с уже порядком засохшего куска торта пробу крема и поместил в термостат, разогретый до температуры, наблюдавшейся в злосчастный день в кондитерской, – 37 градусов. Долго ждать не пришлось – уже спустя сутки через микроскоп были видны громадные колонии оранжевых бактерий.
Это был золотистый стафилококк, ранее считавшийся безопасным для человека. До этого момента его находили только при абсцессах (нагноениях) после медицинских операций и ранений. Вот только впрыснутая морской свинке доза полученного Лащенковым «безобидного» стафилококка убила несчастное животное за 10 часов.
Виновник был найден – стало ясно, что в больших количествах гроздекокк способен вызывать сильнейшее отравление. Тут же Лащенкову на память пришёл случай в клинике Энтериха. Там больные мучились диареей и рвотой, а их выделения представляли собой практически чистую культуру стафилококка. Более того, тогда было зафиксировано два летальных случая, но эти смерти списали на другие причины.
Теперь же настоящий «маньяк» был найден. Осталось решить одну проблему – найти доказательства, а с этим возникли проблемы. Вопрос был один: почему бактерии были столь агрессивны во время массового отравления, если в обычных условиях их можно поглощать без вреда? В поисках ответа харьковский Холмс перешёл к экспериментам над собой.
Читайте также: Ограбление века: как в 1916 году «варшавские воры» ограбили харьковский банк
Кондитерская Пока благополучно пережила потрясение – продажи упали, но заказы приходили. Дважды анонимно торты покупал и Павел Николаевич. Первый приобретённый торт он съел сразу, второй – спустя какое-то время. Оба случая прошли бесследно для организма. Это доказывало случайность «праздничного» заражения, невиновность кондитерской и одновременно ставило в тупик всё расследование.
И здесь на выручку Лащенкову пришёл Его Величество Случай. В разговоре с полтавским коллегой Борисом Леонтьевичем Богопольским он испытал «дежа-вю». Медик рассказал, как несколько лет тому назад на Пасху Полтаву накрыла волна отравлений с до боли знакомыми Лащенкову симптомами – рвотой, болями, диареей. Тогда 46 человек попали в больницу. По странному совпадению, все пострадавшие ели кремовые торты из местной элитной кондитерской. Более того, в городе на тот момент стояла аномальная для весны жара.
Теперь харьковский врач точно знал, что делать. Он тщательно воспроизвёл условия приготовления крема, повысив температуру в помещении до 37-ми градусов. Молоко при этом было специально заражено стафилококком. Уже спустя считанные часы колонии бактерий в креме разрослись буйными гроздьями. Молодой доктор мог праздновать заслуженную победу – его теория была блестяще доказана.
Павел Николаевич обнаружил, что только большие колонии гроздекокка способны нанести вред организму. Но для буйного роста нужна высокая температура – в нормальных условиях стафилококк проигрывал «конкуренцию» другим бактериям. И если температуры человеческого тела недостаточно для создания критической концентрации, то жара кондитерских, помноженная на погодные условия, как было в Харькове и Полтаве, являются плодотворной средой для формирования настоящего яда.
Расследование Лащенкова стало поворотным – медицина сорвала маску с нового, неведомого им до того момента врага.
Открытие Павла Николаевича также оказало грандиозное влияние на кондитерское дело. С момента разоблачения стафилококка пекарни соблюдают незыблемое правило – при невозможности стерилизации компонентов, нужно избегать высоких температур в помещениях. Ну а если и этого добиться нельзя, важно срочно охладить продукцию. Сладости необходимо доставлять клиентам также охлаждёнными. С введением этой догмы, отравления кондитерскими изделиями, подобные харьковскому, ушли в прошлое.
Раскрытие смертельного потенциала золотистого стафилококка значительно повлияло на судьбу Лащенкова. Харьковский доктор, до того просто имевший репутацию хорошего и перспективного врача, стал авторитетом в мировой гигиенистике.
Спустя несколько лет, в 1904-м году, Павла Николаевича пригласил Томский университет. Там он возглавил кафедру гигиенистики сначала в звании экстраординарного, а после – ординарного профессора. На новом месте пытливый ум Лащенкова и его тяга к открытиям получили широкий простор для деятельности. Результатом исследований харьковчанина стало открытие в 1909-м году лизоцима – вещества, способного уничтожать вредные бактерии.
Читайте также: Операция «Факел»: история атомного взрыва под Харьковом
Достижения Павла Николаевича спустя многие годы заинтересовали Александра Флеминга. Его опыты над лизоцимом случайно привели к созданию пенициллина, что изменило мировую медицину раз и навсегда. Но эта история уже о другом великом открытии, в основе которого всё-таки лежит настойчивость и труд одного-единственного харьковского врача, и лишь небольшую долю занимает очень важный случай.
Михаил Татаринов
Не забудьте підписатися на 
в Телеграмі 
, щоб мати можливість читати нові пости!
