Антон Слепаков, лидер группы "Вагоновожатые": "Когда твоя страна в состоянии войны, быть страусом с головой в песке просто невозможно"

интервью

Антон Слепаков. Фото: Виктория Булка

«Вагоновожатые» — представители музыкального стиля IDM (Intelligent dance music). Это определение подходит к ним буквально: абсолютно драйвовую, качающую музыку, под которую невозможно не танцевать, дополняют умные, литературные тексты, поднимающие острые социальные проблемы. В Украине подобных музыкальных коллективов не много, так что строки заглавной песни нового альбома «Референс» о том, что конкуренция – это миф, можно трактовать и в том смысле, что сами «Вагоновожатые» не ощущают этой конкуренции со стороны коллег по музыкальному цеху.

Кое-кто уже успел назвать «Референс» одним из лучших альбомов украинской музыки 2018-го года. Тур в поддержку альбома вызвал большой интерес аудитории. В Art Area ДК, где в декабре прошел концерт «Вагоновожатых» в Харькове, был установлен рекорд по количеству посетителей (фото с концерта прилагаем).

Мы встретились с лидером «Вагоновожатых» Антоном Слепаковым и поговорили о новом альбоме, о краундфандинге, о вечерах без интернета, и конечно же, о трамваях.

Фото здесь и далее: Вика Булка

— Я знаю, что решение создать группу «Вагоновожатые» возникло в Харькове. Это было в 2012 году, и вы с Валентином Панютой обсуждали эту идею в одном из харьковских кафе. Помните, что это было за кафе?

— Названия кафе я, к сожалению, не помню. Это была какая-то распространенная сеть.

— Эх, жаль. А ведь можно было бы устраивать экскурсии…
В группе “Вагоновожатые” все участники из Восточной Украины: Днепр, Харьков, Донецк. Как вы думаете, у музыкантов с Востока нашей страны есть свой почерк, я сейчас имею в виду не язык, а стиль исполнения, который их отличает от музыкантов с Западной Украины или столицы?

— Я вообще не разделяю ни музыкантов, ни людей, потому что мне приходилось жить в разных городах и разных регионах. Я об этом даже не задумываюсь. Это вопрос к каким-то музыкальным исследователям, музыковедам.

Я помню, что был такой сайт Muzmapa, они долго разрабатывали идею, что должна быть музыкальная карта Украины, с какими-то точками и музыкантами, которые это представляют. Но всё равно, всё так перемешано. Например, музыкант приехал на учебу в какой-то город, там остался или что-то ещё. В коллективе «…и Друг Мой Грузовик», который я представлял, не было ни одного музыканта из Днепропетровска. Поэтому мне тяжело сформулировать конкретно, что отличает, а что нет.

Лет 10 назад все говорили, что Харьков – это такая музыкальная столица Украины. Сейчас, наверное, уже нет. Мне кажется, что сейчас в Киев переместился этот, так называемый, центр. Потому что сейчас все стекаются туда. В нашем сегодняшнем времени есть изоляция от российской сцены, практически отсутствует гастрольная жизнь в соседнюю страну из-за известных событий, всё сконцентрировалось в Киеве.

— Как вы считаете, если бы вы остались в Днепре, вы смогли бы добиться такого же успеха, такой же известности, как сейчас?

— «Грузовики» 15 лет просуществовали в Днепре, выезжая оттуда на гастроли во все абсолютно точки Европы, России, Украины. Не знаю, сложно говорить. Каждый из нас, Валик из Харькова, Стас из Донецка, не из-за группы переехал, а по каким-то своим личным мотивам.

Станислав Иващенко и Антон Слепаков, «Вагоновожатые»

— Благодаря вашей странице в Википедии я узнала о термине «супергруппа». То есть это музыканты, которые ранее уже достигли какой-то известности в других группах. «Вагоновожатые» — безусловно супергруппа. А можете сейчас вспомнить харьковскую супергруппу?

— Супергруппой называют, как правило, недолговечный проект. Типа как Atoms for Peace, где собраны Том Йорк, Фли и известный барабанщик, он ещё играл в Portishead, а как его зовут, забыл.
Какие харьковские проекты… Наверное, SunSay первые составы, это была супергруппа собранная из участников других харьковских коллективов.

— У нас так практически про каждую группу можно сказать, музыканты часто играют одновременно в нескольких проектах. Я имела в виду «Линию Маннергейма»: Сергей Жадан, Евгений Турчинов и Олег Каданов.

— А, да. Я просто не очень знаком с проектами Турчинова, поэтому не знаю, насколько они были культовыми. Жадан и Каданов — безусловно это знаковые фигуры для харьковской сцены и украинской тоже.

— За границей музыканты получают хорошую прибыль от продажи альбомов, музыки в интернете. А деньги от гастролей, допустим, они могут пустить на запись нового альбома. Как в Украине с этим сейчас? Заработок только с гастролей исключительно или появилась возможность зарабатывать с продажи музыки?

— И раньше получалось зарабатывать с альбомов. Может, это какие-то не фантастически большие деньги, но в принципе, мы всегда были сторонниками полу-DIY стиля, когда мы сами печатали диски, сами выпускали, зачастую без лейблов, продавали их на концертах. До сих пор мы пользуемся такой практикой, что сами рассылаем свой мерч, сами можем рассылать свои виниловые пластинки.

А сейчас еще есть такие штуки, которых не было 15-17 лет назад, iTunes и другие цифровые платформы, когда деньги идут напрямую музыкантам. Эти деньги тоже можно вкладывать в записи, в апгрейд своих инструментов, своей аппаратуры. Так что сейчас гораздо легче, в каком-то плане, зарабатывать своим творчеством.

— Есть тенденция к увеличению роста дохода от музыки, проданной в интернете?

— Нет, честно скажу, такой тенденции не заметил. Здесь всё, в принципе, стабильно. Я помню такой прецедент с группой ONUKA, когда их показали в качестве гостей на «Евровидении», и у них очень сильно выросли продажи на всех цифровых платформах, потому что их узнали в Европе, показали по всему миру. У нас такого скачка не было, мы нигде не светимся на телевидении. Мы не герои каких-то хайповых материалов, из-за которых мог бы быть всплеск такого интереса. Поэтому к нам есть стабильный интерес наших слушателей, где-то меньше, где-то больше, но в принципе всё ровно.

— Хайп – это то что легко создается искусственным образом. Никогда не думали о том, чтобы привлечь дополнительную аудиторию таким способом?

— Мы хайпом не занимаемся, мы занимаемся творчеством, хотелось бы верить в это.

— Кстати, о творчестве. «Вагоновожатые» — это ближе к литературе, как жанру искусства, или к музыке?

— В принципе, это комплекс всего. Но прежде всего это музыкальная группа, музыкальное явление, музыкальная составляющая. Литература здесь по касательной проходит, но в целом говорить о литературе тут не приходится.

— Вы по образованию филолог?

— Да.

— Это очень чувствуется в текстах, их интересно читать.

— Спасибо.

— Ваш первый мини-альбом «Без Трамваев» был записан на средства от краундфандинга. Еще когда-нибудь прибегали к такому способу привлечения денег?

— Первое, это был не первый альбом а второй, а точнее даже не альбом, а ЕР. Тогда мы не собрали даже 40%, поэтому не выполнили обязательства перед своими вкладчиками. И навсегда отказались от этой практики, поскольку она нам не подходит. Я с самого начала ощущал себя неловко, стоя с протянутой рукой, хотя многие это так не воспринимают.

— Это же совсем другое. Это ведь деньги поклонников, которые хотят помочь своей любимой группе записать новые песни.

— У меня есть такое предубеждение, я не могу брать деньги за продукт, которого еще нет. Ведь он может получиться, а может не получиться. И нам проще сначала записать, а потом на этом продукте пытаться заработать.

— Тогда перехожу к вопросам о вашем новом альбоме «Референс». Я его уже успела много раз послушать и собираюсь продолжать это делать. Давайте пройдемся немного по текстам. У вас есть строчка «Конкуренція – це міф» в песне «Референс». Что вы сюда вкладывали?

— Эта песня – комплекс цитат, мемов, каких-то смысловых конструкций, которые говорят на любой конференции по дизайну. И, в принципе, я скомпилировал все эти знания и выплеснул в этот текст.

— Конкуренции не существует?

— В музыке точно нет. В искусстве вряд ли. С одной стороны, все творческие люди достаточно ревнивые, но в целом, в искусстве, мне кажется, конкуренции быть не может. Каждый занимает свою полярную сторону.
Нас называют нишевой группой. Окей, мы нишевая группа. Что это значит, что за этим стоит?

— «Искусство вне политики» — такая строчка есть в вашей песне «We are you from?»
Я думаю, что тем, кто будет читать это интервью, вашим поклонникам, не нужно объяснять, что «Искусство вне политики» — это хоть и устойчивое выражение, но просто какой-то шаблон, который беспочвенен. И всё-таки, хотелось бы, чтобы еще вы прокомментировали это.

— Смотря, что есть политика. Если политика – это принадлежность к определенным политическим партиям, то безусловно да, искусство не должно пропагандировать никакую политическую силу. Но когда твоя страна находится в состоянии войны, быть страусом с головой в песке просто невозможно.

— Мне кажется, что как раз люди искусства одними из первых реагируют на обстановку в стране. Тем более такую, как сейчас в Украине. Невозможно оставаться вне политики.

— Безусловно. Я думаю, вы поняли и почувствовали, что мы в этой фразе слегка иронизировали.

— Да. Вы даже ее на русском проговорили в украиноязычной песне, чтобы подчеркнуть ее отстраненность.

— Вот, четко всё вы поняли, это действительно так.

— Вы только что сказали, что искусство не должно пропагандировать никакую политическую силу. Не скажете за кого будете голосовать на предстоящих президентских выборах?

— Даже не знаю, что тут ответить.

— Надо идти на выборы?

— Что такое выборы? Это конституционное право любого человека. Оно может быть реализовано, может быть нет. Лично я, когда нахожусь дома, всегда им пользуюсь. Правильно или нет, это уже другой вопрос. Но мне кажется, что если ты этот долг исполнил, у тебя есть полное право спросить. А если ты этот процесс проигнорировал, то какие могут быть вопросы, когда ты критикуешь, находясь в статусе диванного эксперта или фейсбучного критика.

— Где-то я читала, что вы у себя дома практикуете пару вечеров в неделю без интернета. Прижилась такая традиция или пришлось со временем от нее отказаться?

— С трудом это получается. Потому что в основном все коммуникации идут через интернет. Я практически не пользуюсь мобильным телефоном. Он у меня существует в таком квазинерабочем режиме, там практически не работает микрофон. Я его использую технически, но ненавижу говорить по телефону. Чаще мне, и нам тоже, как коллективу, рабочие вопросы проще решить в мессенджере. Поэтому полностью исчезнуть из этой коммуникационной системы не получается.

Но действительно мы ввели у себя такое правило, 2 дня в неделю мы не смотрим никакие ни сериалы, ни фильмы, а просто стараемся читать и всё. Потому что сейчас современные технологии полностью вытеснили чтение. Современный уклад связан с тем, что ты всё-время в своих гаджетах. И про это даже у нас есть такая шпилька в композиции «Человеческие слабости», слово гаджесть.

Вагоновожатые

— Вы поднимаете много достаточно злободневных тем. В этом альбоме, конечно, их очень много, и начиная с раннего творчества тоже, допустим, песня «Без трамваев». Во-первых, мне очень нравится эта композиция, во-вторых, я тоже придерживаюсь такой мысли, что «не комфортно, неправильно без трамваев». Мы не используем опыт развитых стран, где сейчас активно восстанавливаются старые и создаются дополнительные новые трамвайные пути. Мы почему-то учимся только на собственных ошибках, сначала демонтируем все рельсы, а через 50 лет начнем их восстанавливать.

— К сожалению, пока нет прецедента, что мы восстанавливаем, только об этом говорится.

— Мы пока только демонтируем, мы пока еще на том этапе. И вы в своих песнях поднимаете эту проблему, на которую реально надо обратить внимание. Потому что для многих это как должное, незаметно происходит. В Харькове тоже убрали много трамвайных маршрутов.

— Вы понимаете, это ведь тоже ознаменование этого времени, машины, автомобили, бензин, нефть, деньги, они вытесняют городской транспорт. Понятно, что сейчас все идут, можно сказать, на поводу у автомобилистов. Им очень мешают эти трамваи, вообще всё мешает, люди, велосипеды. Посмотрите даже просто как эти автомобили паркуются, абсолютно без всякого уважения к окружающему миру. Эти люди хозяева положения, хозяева города, хозяева Земли, какие уж тут трамваи.

— Вы верите в перспективность Украины?

— Всегда, даже в самой сложной ситуации, человек остается оптимистом. И хочется верить, конечно, в перспективу, иначе зачем вот это вот всё. Иначе мы бы, наверное, давно нашли какие-то возможности и куда-то уехали.

— Сейчас в конце 2018 года, у нас есть позитивные изменения в стране, возможно, в сознании людей?

— Мне сложно судить об этом. Безусловно, что-то меняется. Наверное, не такими быстрыми темпами, как нам хотелось бы. Появилось много таких вещей, которых раньше не было: неравнодушие, сострадание, взаимопомощь, волонтерское плечо. Поэтому по этим маленьким шагам мы можем сказать, что такие изменения есть.

Татьяна Леонова