Сергей Кокошкин (1796-1861) был последним генерал-губернатором большого украинского региона, включающего Харьковщину. Он сделал головокружительную карьеру и был известен не только своей преобразовательной активностью, но также жесткими и жестокими решениями в отношении многих людей.
Генерал-адьютант Сергей Кокошкин
В апреля 1847 года город Харьков получил сюрприз. Вместо почившего генерал-губернатора князя Николая Долгорукого, при котором все было спокойно и чинно назначили нового начальника. Харьковскую, Полтавскую и Черниговскую губернии возглавил бывший обер-полицмейстер Санкт-Петербурга, генерал-адьютант Сергей Кокошкин. Его называли как ярким, неординарным, смелым, успешным, остроумным, галантным человеком, пользовавшимся вниманием у женщин, так и тираном, самодуром, взяточником, «местным Петром I».
В 16 лет Сергей стал портупей-прапорщиком лейб-гвардии, а через год, за отвагу в сражении под Бородино, ему присвоили звание прапорщика. Храбрый юноша участвовал во всех значительных сражениях с наполеоновской армией и дошел до Парижа. После окончания военных действий его карьера быстро «взлетела»: 1829 г. – флигель адъютант, через три года – полковник, еще через 5 лет – помощник начальника Главштаба по военным поселениям. В 1830 году он успешно организовал ликвидацию холеры в Поволжье, за что был зачислен в свиту императора в чине генерал-майора и получил должностью обер-полицмейстера.
Недоброжелатели говорили, что не только результаты деятельности Кокошкина принесли столь щедрые плоды, но и содействие главного управляющего путями сообщений и публичными зданиями Петра Клейнмихеля – первого мужа сестры Сергея. Должность пришлась по душе, поскольку он, по замечанию коллежского советника Ефима Топчиева, не верил в честность людей, и только полиция была для него священным местом.
В те времена полиция кроме основных функций имела и другие: судебные, хозяйственные и часть финансовых. Обер-полицмейстер, имея техническое образование и страсть к строительству, лично наблюдал за возведением различных построек. Он уже тогда применял тендерные методы при получении подрядов, а выигравшие давали ему «откат», завышая первоначальные сметы.
Так он сколотил внушительное состояние, поэтому Александр Герцен, испытывающий к Кокошкину личную антипатию, написать, что «он служил и наживался так же естественно, как птицы поют». Императору неоднократно докладывали о беспредельном взяточничестве Кокошкина. Когда Министр внутренних дел граф Лев Перовский в очередной раз пожаловался Николаю I, тот ответил, что знает об этой проблеме, но зато спит спокойно. Император поддерживал стиль управления Кокошкина и ценил его умение сильной рукой наводить порядок.
Читайте также: «Золотой век Харькова»: как управлял городом физик Александр Погорелко
Первая жена Сергея Кокошкина Ольга Резанова и вторая жена — София Хованская
К моменту назначения в Харьков генерал-майор был очень богат, что позволило ему напрочь отказаться от мздоимства. По отцовской линии он происходил из древнего княжеского касигского (адыгейского) рода Редеди. Его предком был Василий Глебов по прозвищу Кокошка. Отец Александр, полковник, адъютант лейб-гвардии, был женат на богатой наследнице крупнейших уральских предпринимателей Екатерине Турчаниновой. Их сын Сергей был женат дважды.
Первой женой была Ольга Резанова, с которой Кокошкин сочетался браком в 1820 году. Она была дочерью Николая Резанова – руководителя первой кругосветной экспедиции Ивана Крузенштерна. Его жена умерла после рождения дочери. Прибыв в испанскую Калифорнию для установления торговых отношений на двух кораблях «Юнона» и «Авось», он проникся любовью к дочери коменданта Сан-Франциско прекрасной Консепции. Об их трагической любви повествует современная рок-опера Алексея Рыбникова на стихи Андрея Вознесенского. Детям Резанова покровительствовал император, и снабдил Ольгу хорошим приданым – имением Аннинское. Но она, как и мать, скончалась молодой, не достигнув 25-летия.
В 1829 году Кокошкин женился на княжне Софие Хованской, фрейлине императорского двора, дочери симбирского губернатора князя Сергея Хованского. У Кокошкина было четверо детей.
Благовещенский базар и Малый Лопаньский мост
Приступив к управлению генерал-губернаторством, Кокошкин постоянно помнил напутствие императора: «Вытащи мне Харьков из грязи!». Он заранее получил карт-бланш на все свои волевые действия. Активности ему было не занимать, но полицейско-солдафонский подход отталкивал многих харьковчан, которые не прочь были помочь в перестройке города.
Кокошкин осуществлял благоустройство по многим направлениям. Во-первых, он занялся полицией и Городской Думой, членов которых заставил не отлынивать от обязанностей. За невыполнение или недобросовестное служение полицейских и чиновников немедленно увольняли, о чем оповещали в прессе.
Во-вторых, он издал распоряжения о замощении тротуаров, предотвращении пожаров и установлении освещения. Но в городском управлении денег не было, ведь думские чиновники ломали голову над тем, как погасить растраты предыдущего генерал-губернатора и его свиты, которые составляли не 43 тысячи рублей серебром, как покойный признался императору, а 300 тысяч!
Кокошкин проверил бухгалтерию и «нашел средства». Закон гласил, что с продажи каждой лошади в городскую казну должен поступать налог 5 копеек серебром. Продаж совершалось несколько тысяч ежегодно. Вскоре эти деньги пошли на благоустройство города, а фонари, появившиеся на центральных улицах, долго называли «кокошкинскими спиртовками», потому что ими заменили масляные. И хотя процесс шел медленно, за два года было установлено 142 новых светильника.
Дороги также преобразились. На Холодной горе была сделана массивная выборка грунта под шоссе, вымощенное булыжником. Была заложена Курско-Харьковская дорога, соединившая город с северными промышленными центрами. Он обязал население высаживать вдоль тротуаров деревья, в основном тополь, а для этого устроили «школу тополей» на Дудинской леваде. По проекту архитектора Андрея Тона была преобразована Университетская горка с каменной лестницей и боками, обложенными дерном.
Во-вторых, Кокошкин «линейно» перепланировал улицы, которые застраивались хаотично. Даже главная, носившая название «Дорога на Сумы» больше напоминала неухоженную сельскую улицу. Кокошкин приложил линейку к плану города, и «выровнял» под нее карандашом будущую Сумскую. Так он поступал и в дальнейшем.
Каждое утро, объезжая с адъютантом определенную часть города, указывал на ветхие дома, которые следовало снести к назначенному сроку. Сроки постройки нового жилья писали прямо на двери или стене дома. Ни просьбы, ни слезы не смягчали начальника, и люди вынуждены были без компенсации и помощи на новое обустройство сносить свои жилища. А если человек ослушивался, ломали строение. Так случилось с мещанином Галекой, который не внял нескольким предупреждениям. Однажды, придя домой, не обнаружил ни жилища, ни пожитков.
Но не всегда сносились жалкие лачуги. Если даже крепкий дом почему-то не нравился генерал-губернатору, его тоже разоряли. Центр города освобождали от глиняных хат и не вписывающихся в «линейное» планирование домов. Впредь здесь могли строить только кирпичные и каменные здания, проекты которых одобрялись специально созданным строительным комитетом. Так началась упорядоченная застройка города. Можно подумать, что предприятия, занимающиеся строительством, процветали и развивались. Но получалось все с точностью до наоборот. Если построенное здание не нравилось Кокошкину или таким же «знатокам архитектуры» из его свиты, застройщик перестраивал все за свои деньги. Сметы возрастали, владельцы предприятий разорялись или несли убытки, поэтому вскоре подряды для них стали сущим наказанием.
В-третьих, он избавил многие улицы от наводнений. Город расположен в болотистой местности, поэтому ирригационные работы велись всегда. Кокошкин избавил от затоплений население Залопани, Чеботарской и других улиц. Екатеринославскую улицу, где в доме № 30 жила его семья, он украсил искусственным бассейном с парой лебедей, и сквером вокруг. Для стока лишней воды к реке был прорыт канал. Такая умилительная картина очень привлекала жителей улицы, которые до этого задыхались от сырости в домах. Население Панасовки также было спасено от потоков осеннее-весенних вод, которые стекали с Лысой и Кладбищенской горы. Москалевку избавили от старой Квиткинской гребли, из-за которой были постоянные наводнения.
Каждое половодье портило или сносило мосты в городе. Кокошкин затеял строительство и ремонт нескольких мостов (Лопаньского, Благовещенского и др.), укрепление и очистку берегов рек от мусора. Для этого специальными распоряжениями было задействовано взрослое население города и арестованные граждане. Тех, кто игнорировал работы по очистке, наказывали штрафами. Отказывающихся сдавать деньги в казну на ремонты мостов ожидали более жесткие санкции – вплоть до снесения домов и начисления большой пени за неуплату.
В те времена причиной многих заболеваний были застоявшиеся воды колодцев. Кокошкин, согласно распоряжению МВД, поручил ученым университета произвести опись, взять пробы воды из колодцев, изучить состояние всех источников воды, и дать рекомендации по эксплуатации. Для предотвращения пожаров он приказал сносить соломенные крыши зданий, устанавливать только железные, и снабжать их ведрами и швабрами.
Харьковское ветеринарное училище
Кокошкин был известен не только бурной административной и градостроительной деятельностью, но и просветительской, исполняя обязанности попечителя Харьковского учебного округа. По территории этот округ был огромен, и занимал в разное время 6-10 губерний. С профессорами генерал-губернатор был более сдержан, чем с простым народом, и для образования тоже сделал немало. Он организовал ремонт учебного корпуса, реконструкцию библиотеки и церкви университета. Был инициатором и добытчиком денег, в том числе из карманов богатых граждан, для строительства ветеринарного училища (будущего института и академии). Первый камень в его фундамент заложил посетивший Харьков император Николай I.
Об остроумии чиновника повествует такая анекдотическая история. Он сопровождал императора по городскому музею. Увидев чучело большой птицы, Николай I поинтересовался ее видом. Кокошкин объяснил, что это орел.
– А почему он не двуглавый? – спросил царь.
– Потому что рожден не в России, – нашелся Кокошкин.
Но им было неведомо, что символ двуглавого орла задолго до использования империей был отличительным знаком князя Данилы Галицкого.
Как член Совета Дворянского благотворительного института для девиц Кокошкин настоял на введении письменных ответов во время «окончательных испытаний». Это ограничивало своеволие преподавателей и развивало умение учениц выражать свои мысли. От профессоров физического и математического отделений университета он требовал возвращения из научных экспедиций до начала лекций. Лично читал научные отчеты, и требовал их издания не на немецком, а на русском языке. Следил за питанием и санитарно-гигиеническими условиями в учебных заведениях, и не спускал руководителям и работникам, когда обнаруживал бедный рацион или грязь.
Генерал-губернатор был последней инстанцией в решении различных споров. Однажды во время крестного хода с Озерянской иконой Божьей Матери из Куряжского монастыря в Харьков участников застал дождь. Им негде было укрыться, поэтому на будущее решили соорудить здесь часовню. Это вызвался выполнить гайворонский купец Василий Елиокин, за что получил Золотую медаль на Анненской ленте и стал харьковским купцом. Годы шли, но купец выхвалялся наградой, ничего не делая. Ни городской полицмейстер, ни гражданский губернатор не смогли повлиять на пустозвона. Тогда архиепископ Филарет обратился к генерал-губернатору Кокошкину. После воспитательной беседы Елиокин моментально закупил стройматериалы, и через два года часовня была возведена.
Харьковские извозчики, называемые «ваньками», возле здания Биржи
Многие проекты нового генерал-губернатора были успешно реализованы по принципу «Лес рубят – щепки летят». Но были и явно провальные начинания, хотя цели ставились благородные. К таким относится попытка создания зоны отдыха и купален в захарьковской части города. Ее жители просили осушить болото, располагавшееся рядом с Поповым озером, что между Старомосковской и Конной улицей. А Кокошкин решил превратить их в водоем, хотя его предупреждали, что глубина озера меньше метра, летом оно испарялось, обнажая дно, усыпанное навозом. Эта затея, ударившая по карманам харьковцев, провалилась, что сделало популярными сатирические строки: «Вы пруды там сочиняли, где в помине нет воды! Арестанты их копали, мы – платили за труды».
Благоустраивая Харьков, Кокошкин обращал внимание даже на мелочи, которые, не вписывались в наводимую им эстетику. Однажды харьковский поэт Николай Щербина решил щегольнуть, прогуливаясь по улицам в прекрасно сшитом белом костюме. К несчастью, ему встретился Кокошкин со свитой, решивший, что перед ним пациент, самовольно покинувший лечебницу. Расстроенному щеголю с трудом удалось убедить начальство не помещать его насильственно в больницу.
Сергей Кокошкин иногда принимал спонтанные и несправедливые решения. Так, весной 1851 года к нему обратилась вдова полковника Ольшевского с просьбой наказать виновных извозчиков, которых в городе называли «ваньками». Она на Николаевской площади потребовала подать фаэтон. Что рассердило возниц – неизвестно, но они побили даму и сломали ей два ребра. Генерал не стал искать виновных, а приказал собрать всех извозчиков и всыпать каждому по 250 ударов розгами. Экзекуции подверглись более 200 человек – и виновные, и невиноватые.
Такие действия Кокошкина вызывали страх и непринятие у горожан. Они анонимно и безрезультатно жаловались в высшие инстанции, но открыто выступить против сатрапа решился только один человек – голова Городской Думы, купец Алексей Рудаков.
Предметом спора был перевод оптовых продавцов с центра города на Благовещенский базар. Бытовало мнение, что освободившиеся лавки генерал-губернатор хотел передать выгодным ему арендаторам. Утесняемые торговцы и городской голова пожаловались в МВД, но министерские чиновники стали на сторону Кокошкина. А тот, получив поддержку, отстранил Рудакова от должности. Рудаков обратился в Сенат, который признал его правоту. Но пока тянулись споры, город посетил император, которому пожаловался Кокошкин… Николай I поддержал своего любимца, а неугомонный жалобщик был отправлен в ссылку на два года – в назидание другим! Утешением ссыльному было то, что жандармскую карету, в которой его увозили, в знак поддержки сопровождали богатые экипажи харьковских купцов, да и то недолго.
Читайте также: Губернатор Харьковщины Петр Дурново: меценат, убитый женщинами
Сергиевская площадь
Февраль 1856 года принес харьковчанам решение Сената об упразднении генерал-губернаторства и перевод Кокошкина в столицу. Город ликовал, что избавился от всевластной и сильной руки. Признавая огромные заслуги генерал-губернатора, жители вздохнули с облегчением.
Многие считали его патриотом города, сделавшим Харьков одним из лучших губернских городов, но патриотом горожан он никогда не был. Тем не менее, было решено построить в его честь торговые Сергиевские ряды, находившиеся между Университетской горкой и Купеческим спуском (спуском Халтурина). Площадь, где они были расположены, также назвали Сергиевской. К сожалению, их быстро уничтожил пожар, но на этом месте возвели Ново-Сергиевский ряд, второй этаж которого Городская Дума отвела для Художественно-промышленного музея.
Но и на новой должности Кокошкин не оставил страсть к строительным работам, и закончил свою жизнь, оступившись и упав с высоты. Есть и другие версии его смерти: он упал в глубокий ров, подготовленный под водопровод, или провалился в выгребную яму. По его делам можно судить, что это был очень деятельный, деловой, рассудительный человек, а по отношению к людям – строгий до жестокости, часто несправедливый чиновник.
Светлана Лысенко
Не забудьте підписатися на 
в Телеграмі 
, щоб мати можливість читати нові пости!
